Единственный среди нас абсолютно трезвый и адекватный, он производил потрясающее впечатление полного психа
И немедленно набежало всяких темных личностей из дебрей больного сознания...
Под катом - много воды, ёкаи и истинная сущность сюВелик и славен стольный город Хэйан!
Широки его улицы, высоки крыши, золотые и алые, красивы его жители - что знатные, что незнатные - всегда полны его храмы, и боги его не голодают без воскурений. Пришлому человеку легко затеряться во всем этом великолепии, заплутать в переулках, потерять себя в широких реках улиц, по которым майскими жуками ползут запряженные быками повозки и легко пролетают богатые экипажи. Пришлому человеку легко исчезнуть навеки в толпе и сложно добиться того, за чем он пришел в столицу - если только кто по доброте ли сердечной, по корысти ли не подскажет, куда ему идти и что делать - как подсказали Кудзунохе-Гэнко-гицунэ и ее сыну странствующие ёкаи, у которых было одно на двоих имя, и то - не для смертных ушей.
Достойная лисица доброго совета никогда не забывала; оттого и отправилась она в сыновьей колеснице на заставу Судзаку, едва только кров им с Абэ-но Сэймеем на ночь нашелся: заброшенное поместье на самом берегу речки Сэны. Любила Кудзуноха-гицунэ речные струи слушать, любила на плавное течение их смотреть, да и рыбку половить какая лисица не любит?
А в заброшенном поместье - самый подходящий для кицунэ и отпрысков их дом: им что крыша дырявая, что опоры гнилые ничуть не страшны, хоть вовсе одни стены от дома останься - проживут лучше, чем иные во дворце живут.
Однако ж, не о том речь ведем, а о том, что госпожа Кудзуноха села в сыновью колесницу и отправилась к заставе Судзаку - и сын, Абэ-но Сэймей, с нею.
И как ни быстра была волшебная колесница, а не меньше часа пришлось им плутать по улочкам Хэйан-кё, покуда догадались они спросить дорогу у некоего старичка, что на обочине ел рисовые колобки:-
- Дедушка, да благословит Вас Хорошая Каннон! Не укажете ли нам, несчастным, дорогу к дому великого учителя Наривара-но Арихиры*?
Крякнул старичок, докушал рисовый колобок и кивнул степенно:
- Отчего и не указать тебе дорогу, добрая женщина, будь к тебе благосклонна Кандзеон-сама! Тебе и твоему прекрасному сыну стоит сейчас повернуть к северу, затем у храма Будды Амиды свернуть на юг, а там, близ чайного дома "Ветка вишневой сливы" и будет жить искомый Вами мудрец. Вот только, стоит ли искать его? Всем он хорош, но есть у него один недостаток...
- У кого ж на этом свете недостатков нет? Только что если у Будды, и то... - кощунственно фыркнула легкомысленная лисица, и понеслась безлошадная повозка по улицам стольного города к чайной, возле которой, в маленьком домике с садом, жил Наривара-но Арихира, великий мудрец с одним-единственным маленьким недостатком.
Дом его был всем хорош: и энгавой с резными столбиками, и карнизом, наглядно изображавшим, как Идзанаги божественным Жемчужным копием пронзает дракона, давая жизнь Островам, и красной черепичной крышей, и добела выскобленным полом - посмотришь, не поверишь, что у его хозяина недостатки могут быть хоть какие, хоть самые ничтожные, так хорош был этот дом.
И сад был ему подстать, аккуратный такой, выверенный: ровно три сосны, четыре сакуры, одна яблоня, одна слива и семь побегов бамбука, да куст хризантем, да криптомерия у ворот - ничего лишнего, ни сорняка, ни травинки пустой.
Посмотрел на тот сад Абэ-но Сэймэй, молодой оммёдзи, и хоть и много он видал на этом свете, а все ж взгрустнулось ему как-то, словно в сердце тоненькая иголочка вошла.
- Матушка моя лисица! - взмолился он - Тебе ль не знать, как тяжко для нас жить там, где все по часам расчислено, кружалом да правилом выверено, все лишнее - удалено, все нужное - учтено?! Сжалься над сыном своим, не отдавай его в учение в такое место!
Но кицунэ-сан и сама уж успела дому тому ужаснуться, шарахнулась от ворот, словно от храмового благовония: не для вольных лис такие дома и такие сады, не лисьим детям у таких наставников учиться!
Однако ж не успела прекрасная Кудзуноха-Гэнко-гицунэ в праведном гневе поворотить колесницу к дому, как вышел из ворот правильного дома человек, которого иначе, как неправильным - не назовешь.
Волосы у него были длинные, как у девицы, да нечесаны третий день; одежды из дорогого шелка, да все в пестрых заплатах; лицо белое, нежное, да под левым глазом такой фонарь, что хоть на палку вешай и ночью с ним ходи; ноги босые, да на щиколотках золотые браслеты драгоценные - на каждой по три штуки. И за поясом - с одной стороны флейта, с другой - веер, а за спиной - меч с сямисеном перекрещен.
Глянул он на гостей и рассмеялся весело, как весенний первый гром гремит, поднял левую руку со святыми четками на запястье, махнул ею в воздухе:
- А! Счастье пришло Нариваре! Ученика ему добрые ками и Каннон послали! Не зря Наривара живет под луной, не зря солнце дымом из трубки коптит - все слушайте: пришел к Нариваре ученик, и не кто-нибудь, не Фудзивара, не Тайра, не Минамото - сам Абэ-но Сэймей пришел со своей почтенной матушкой!
И шутовски поклонился - волосы длинные по земле мазнули, цепочки на шее звякнули.
- Все, все выходите сюда, смотрите - это Сэймей из Абэ, что превзойдет Наривару!
И стоило отзвучать его словам - как топот ног раздался в глубине дома - словно небольшое стадо прошло на водопой: живо повысовывались из окон, с веранды свесились, на забор взгромоздились - всем ведь охота посмотреть на того, кто их сэнсея превзойдет!
Абэ-но Сэймей, как ни горд был - и то смутился, позволил себя за плечо взять, в дом увести, укрыв широким рукавом.
- Ну, Абэ-но Сэймей, будущий великий оммёдзи - проходи, садись где пожелаешь! - ввел его Наривара в комнату. А в той комнате все стены пестрые, а потолок расписан золотыми звездами, а с него на золотых цепях светильники и курильницы свешиваются, а под ним на дорогом ковре китайском сидят ученики великого мастера, смотрят на него, слушают жадно.
Сел Сэймей где нога подвернулась, тоже на учителя уставился, ждет откровения истины из его уст - а тот знай себе смеется да сакэ из красной китайской пиалы попивает, да ногой изредка в воздухе дрыгает, чтоб браслеты звенели.
Наконец, надоело ему бездельничать. Глянул он на учеников своих глазами, желтыми, как не у каждой лисицы бывают, зевнул левниво и вопросил:
- Ну, ученики мои бесталанные, ками мне в наказание посланные - что есть сю?!
Живо один из них на ноги вскочил, чуть не прокричал:
- Сю - это сущность вещей, которую им дает тот, кто их наблюдая, оценивает и осознает!
Глянул на него Арихира-сэнсей - словно на лбу у того рога выросли, а на каждом роге - по хризантеме, не меньше, аж сакэ подавился:
- Ты это... здоров ли, Фудзиварочка?! Такие страшные вещи - и за сакэ сэнсею говорить?! Не иначе, весь в отца своего жестокосердного пошел! Ну, кто расшатанную этим мерзавцем сэнсейскую психику излечит? Что есть сю, ученики мои?!
Зашумели мальчики, запереговаривались, а Сэймей между тем осмотрелся, на однокашников поглядел: сидит цвет императорского двора, кто не Тайра, тот Фудзивара, а среди них - оборванцы, нищеброды с городской свалки, крестьянские дети... даже девчонка одна сидит, хоть и под покрывалом!
И все шумят, спорят - что же есть это сю, если неправ был Фудзивара-но Канэёси? А Сэймей на учителя смотрел, как тот по глоточку сакэ из пиалки ...
- Я знаю, учитель! - вскочил он - Я знаю, позвольте сказать!
- Отчего ж не позволить, коли ты знаешь? Говори, Сэймей, ученик, который меня превзойдет! Я слушаю!
- Сю - это ... - дыхание перехватило у молодого оммёдзи в горле - Звук, с которым сакэ или чай из пиалки глотают - тише шелеста ветра в тополиной листве закончил он.
Расхохотался Наривара, подхватили его смех ученики, даже ученица единственная под покрывалом хихикнула: опозорился молодой оммёдзи, хуже некуда, и в первый-то день! И вдруг умолк сэнсей, учеников оглядел - и Сэймея по плечу с размаха хлопнул:
- Молодец, не подвел, не обманул ожиданий! Что, болваны несчастные, не ждали - а он угадал - и снова расхохотался, уже вместе с Сэймеем.
Потом посерьезнел, отпил из пиалы еще глоток, оглядел свой класс желтыми зенками - аж дрожь по спинам прошла - и строго так сказал:
- Запомните раз навсегда: кто идет путем Инь-Ян, никогда не ищет сложных объяснений там, где есть простые. Только так - в простых ответах и очевидных вещах - находится правда и сила, - помолчал, еще обхлебнул из пиалки - Ну,все уяснили? Тогда поехали дальше. Я вам сейчас про сикигами рассказывать буду, а вы мне потом расскажете, где я приврал. И в чем. И как оно на самом деле. А потом будем звезды считать, и по домам - у кого дом есть.
Понравилось Сэймею у Наривары, только об одном он все гадал: каков же тот недостаток, что так карму и репутацию портит великому мастеру, что из столичной школы его выдворили с таким шумом, с каким из главного храма Исэ приблудного ТауДо не выгоняли? Он уж и на улицах спрашивал, и у однокашников допытывался - все тщетно. Кто сам не знал, кто таился, кто притворялся, что таится - но не знал никто. Даже матушка его, Кудзуноха-Гэнко-гицунэ, и та не знала!
И только ночное ками, белокожее и чем-то с сэнсеем схожее, как закат похож на рассвет, посмеявшись, сказало:
- Если так хочешь, юный оммёдзи, узнать о недостатке своего сэнсея - сядь на край его повозки, когда он за город поедет, да сиди тише, чем охотник в камышах, ни слова не говори, никак себя не выдавай. Тогда и узнаешь все, чего хотел.
Боязно было Сэймею! Отцу глаза вырывать - не боязно, голову его на повозку приспосабливать - не боязно... а за учителем следить - страшно.
Но однако ж в лунную ночь, когда учитель собрался за город, тише ветра в поле вышел из родного дома молодой колдун, легче тени проскользнул по неспящим улочкам, кошкой вспрыгнул на отъезжавшую повозку - и затаился.
Легок шаг у коней Наривара-но Арихиры! Лучших из луших Фудзивара-отец ему за обучение своего сына подарил, тихо катится повозка за заставу Судзаку прочь, в белые поля, залитые лунным светом. И вот, наконец, дальний поселок, что в излучине Сэны устроился. На самой границе его остановилась повозка, спрыгнул с нее великий оммёдзи, пошел вперед по лунной неверной дорожке - а за ним и Сэймей, шаг в шаг, след в след.
И страшно, и интересно, и каждый шаг - как новый выученный урок: так же труден и так же ценен.
А на той стороне реки растет молоденькая сакура - тоненькая совсем, чисто прутик. А под сакурой сидят двое: один молодой, другой старый, один с длинной косой, по ветру развевающейся, другой вовсе лысый, только седая челочка надо лбом.
Подошел к ним Наривара-но Арихира, сел, разломил рисовый колобок: половину себе - половину этим двоим. Сидят, сакэ пьют, рисом заедают, старикашка сладости горстями глотает, юноша сакэ еле закусывает, сэнсей за троих ест всего понемногу.
- А хорошего ли - смеется старик - Я тебе ученика-то нашел?
- А неплохого! - смеется в ответ учитель.
- Он тебя превзойдет - мрачно говорит юноша.
- А я и знаю. Разве это плохо чем?
- Как знать, как знать... Станет ли еще новый великий оммёдзи с нами под сакурой сакэ пить из одной чаши! - качнул головой юноша.
- Уж скорей истребить нас затеется - желчно хехекнул старик.
- Что вы, господин хороший, ужасти-то говорите! - отмахнулся от него Наривара - Как такое можно, он мальчик добрый, а мать у него - лисица. Не по пути ему с людьми будет!
- Но и с нами - вдвое не по пути - качнул головой юноша - Запомни это, великий оммёдзи, Наривара-но Арихира, который каждое полнолуние пьет с нами сакэ за здоровье этой сакуры: скорее мы станем во главе Великого Хоровода, чем сын кицунэ подружится с ёкаями!
А старик вдруг зажегся, дернул за рукав оммёдзи, и говорит:
- А давай мы его испытаем! Скажи, что поедешь в Нанива на ярмарку, а его возьми с собой. А по пути... - и старикашка зашептал, да так тихо, что Сэймей и не разобрал ничего.
Вернулся он в повозку побыстрее, затаился там, да так с сэнсеем вместе до заставы Судзаку и доехал.
А там уж Наривара пошел по кабакам чудесить, а Сэймей домой отправился, к матери - советоваться.
Так стал Абэ-но Сэймей учеником великого оммёдзи, пьяницы и дебошира Наривара-но Арихиры, у которого был всего один маленький недостаток.
И с трепетом и надеждой готовился он к испытанию, задуманному сэнсеем и его друзьями, у которых было одно имя на двоих, и то - не для смертных ушей...
Но это - са-авсем другая история!
______________________
* Такого человека с такими именем и фамилией в эпоху Хэйан НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Если и существовало, то оммёдзи он точно не был, а если и был - то уж никак не учителем Сэймея. Он полностью плод моей нездоровой фантазии. Имя -анаграмма от имени поэта Аривара-но Нарихиры, внешность - немного Маэды Кейдзи, а все больше обратно больная фантазия, характер - больная фантазия.
Учитель у Сэймея да, был, но имя его история запамятовала.
Это все во избежание вопроса "а кто такой, а покажите, где про него читали.
Под катом - много воды, ёкаи и истинная сущность сюВелик и славен стольный город Хэйан!
Широки его улицы, высоки крыши, золотые и алые, красивы его жители - что знатные, что незнатные - всегда полны его храмы, и боги его не голодают без воскурений. Пришлому человеку легко затеряться во всем этом великолепии, заплутать в переулках, потерять себя в широких реках улиц, по которым майскими жуками ползут запряженные быками повозки и легко пролетают богатые экипажи. Пришлому человеку легко исчезнуть навеки в толпе и сложно добиться того, за чем он пришел в столицу - если только кто по доброте ли сердечной, по корысти ли не подскажет, куда ему идти и что делать - как подсказали Кудзунохе-Гэнко-гицунэ и ее сыну странствующие ёкаи, у которых было одно на двоих имя, и то - не для смертных ушей.
Достойная лисица доброго совета никогда не забывала; оттого и отправилась она в сыновьей колеснице на заставу Судзаку, едва только кров им с Абэ-но Сэймеем на ночь нашелся: заброшенное поместье на самом берегу речки Сэны. Любила Кудзуноха-гицунэ речные струи слушать, любила на плавное течение их смотреть, да и рыбку половить какая лисица не любит?
А в заброшенном поместье - самый подходящий для кицунэ и отпрысков их дом: им что крыша дырявая, что опоры гнилые ничуть не страшны, хоть вовсе одни стены от дома останься - проживут лучше, чем иные во дворце живут.
Однако ж, не о том речь ведем, а о том, что госпожа Кудзуноха села в сыновью колесницу и отправилась к заставе Судзаку - и сын, Абэ-но Сэймей, с нею.
И как ни быстра была волшебная колесница, а не меньше часа пришлось им плутать по улочкам Хэйан-кё, покуда догадались они спросить дорогу у некоего старичка, что на обочине ел рисовые колобки:-
- Дедушка, да благословит Вас Хорошая Каннон! Не укажете ли нам, несчастным, дорогу к дому великого учителя Наривара-но Арихиры*?
Крякнул старичок, докушал рисовый колобок и кивнул степенно:
- Отчего и не указать тебе дорогу, добрая женщина, будь к тебе благосклонна Кандзеон-сама! Тебе и твоему прекрасному сыну стоит сейчас повернуть к северу, затем у храма Будды Амиды свернуть на юг, а там, близ чайного дома "Ветка вишневой сливы" и будет жить искомый Вами мудрец. Вот только, стоит ли искать его? Всем он хорош, но есть у него один недостаток...
- У кого ж на этом свете недостатков нет? Только что если у Будды, и то... - кощунственно фыркнула легкомысленная лисица, и понеслась безлошадная повозка по улицам стольного города к чайной, возле которой, в маленьком домике с садом, жил Наривара-но Арихира, великий мудрец с одним-единственным маленьким недостатком.
Дом его был всем хорош: и энгавой с резными столбиками, и карнизом, наглядно изображавшим, как Идзанаги божественным Жемчужным копием пронзает дракона, давая жизнь Островам, и красной черепичной крышей, и добела выскобленным полом - посмотришь, не поверишь, что у его хозяина недостатки могут быть хоть какие, хоть самые ничтожные, так хорош был этот дом.
И сад был ему подстать, аккуратный такой, выверенный: ровно три сосны, четыре сакуры, одна яблоня, одна слива и семь побегов бамбука, да куст хризантем, да криптомерия у ворот - ничего лишнего, ни сорняка, ни травинки пустой.
Посмотрел на тот сад Абэ-но Сэймэй, молодой оммёдзи, и хоть и много он видал на этом свете, а все ж взгрустнулось ему как-то, словно в сердце тоненькая иголочка вошла.
- Матушка моя лисица! - взмолился он - Тебе ль не знать, как тяжко для нас жить там, где все по часам расчислено, кружалом да правилом выверено, все лишнее - удалено, все нужное - учтено?! Сжалься над сыном своим, не отдавай его в учение в такое место!
Но кицунэ-сан и сама уж успела дому тому ужаснуться, шарахнулась от ворот, словно от храмового благовония: не для вольных лис такие дома и такие сады, не лисьим детям у таких наставников учиться!
Однако ж не успела прекрасная Кудзуноха-Гэнко-гицунэ в праведном гневе поворотить колесницу к дому, как вышел из ворот правильного дома человек, которого иначе, как неправильным - не назовешь.
Волосы у него были длинные, как у девицы, да нечесаны третий день; одежды из дорогого шелка, да все в пестрых заплатах; лицо белое, нежное, да под левым глазом такой фонарь, что хоть на палку вешай и ночью с ним ходи; ноги босые, да на щиколотках золотые браслеты драгоценные - на каждой по три штуки. И за поясом - с одной стороны флейта, с другой - веер, а за спиной - меч с сямисеном перекрещен.
Глянул он на гостей и рассмеялся весело, как весенний первый гром гремит, поднял левую руку со святыми четками на запястье, махнул ею в воздухе:
- А! Счастье пришло Нариваре! Ученика ему добрые ками и Каннон послали! Не зря Наривара живет под луной, не зря солнце дымом из трубки коптит - все слушайте: пришел к Нариваре ученик, и не кто-нибудь, не Фудзивара, не Тайра, не Минамото - сам Абэ-но Сэймей пришел со своей почтенной матушкой!
И шутовски поклонился - волосы длинные по земле мазнули, цепочки на шее звякнули.
- Все, все выходите сюда, смотрите - это Сэймей из Абэ, что превзойдет Наривару!
И стоило отзвучать его словам - как топот ног раздался в глубине дома - словно небольшое стадо прошло на водопой: живо повысовывались из окон, с веранды свесились, на забор взгромоздились - всем ведь охота посмотреть на того, кто их сэнсея превзойдет!
Абэ-но Сэймей, как ни горд был - и то смутился, позволил себя за плечо взять, в дом увести, укрыв широким рукавом.
- Ну, Абэ-но Сэймей, будущий великий оммёдзи - проходи, садись где пожелаешь! - ввел его Наривара в комнату. А в той комнате все стены пестрые, а потолок расписан золотыми звездами, а с него на золотых цепях светильники и курильницы свешиваются, а под ним на дорогом ковре китайском сидят ученики великого мастера, смотрят на него, слушают жадно.
Сел Сэймей где нога подвернулась, тоже на учителя уставился, ждет откровения истины из его уст - а тот знай себе смеется да сакэ из красной китайской пиалы попивает, да ногой изредка в воздухе дрыгает, чтоб браслеты звенели.
Наконец, надоело ему бездельничать. Глянул он на учеников своих глазами, желтыми, как не у каждой лисицы бывают, зевнул левниво и вопросил:
- Ну, ученики мои бесталанные, ками мне в наказание посланные - что есть сю?!
Живо один из них на ноги вскочил, чуть не прокричал:
- Сю - это сущность вещей, которую им дает тот, кто их наблюдая, оценивает и осознает!
Глянул на него Арихира-сэнсей - словно на лбу у того рога выросли, а на каждом роге - по хризантеме, не меньше, аж сакэ подавился:
- Ты это... здоров ли, Фудзиварочка?! Такие страшные вещи - и за сакэ сэнсею говорить?! Не иначе, весь в отца своего жестокосердного пошел! Ну, кто расшатанную этим мерзавцем сэнсейскую психику излечит? Что есть сю, ученики мои?!
Зашумели мальчики, запереговаривались, а Сэймей между тем осмотрелся, на однокашников поглядел: сидит цвет императорского двора, кто не Тайра, тот Фудзивара, а среди них - оборванцы, нищеброды с городской свалки, крестьянские дети... даже девчонка одна сидит, хоть и под покрывалом!
И все шумят, спорят - что же есть это сю, если неправ был Фудзивара-но Канэёси? А Сэймей на учителя смотрел, как тот по глоточку сакэ из пиалки ...
- Я знаю, учитель! - вскочил он - Я знаю, позвольте сказать!
- Отчего ж не позволить, коли ты знаешь? Говори, Сэймей, ученик, который меня превзойдет! Я слушаю!
- Сю - это ... - дыхание перехватило у молодого оммёдзи в горле - Звук, с которым сакэ или чай из пиалки глотают - тише шелеста ветра в тополиной листве закончил он.
Расхохотался Наривара, подхватили его смех ученики, даже ученица единственная под покрывалом хихикнула: опозорился молодой оммёдзи, хуже некуда, и в первый-то день! И вдруг умолк сэнсей, учеников оглядел - и Сэймея по плечу с размаха хлопнул:
- Молодец, не подвел, не обманул ожиданий! Что, болваны несчастные, не ждали - а он угадал - и снова расхохотался, уже вместе с Сэймеем.
Потом посерьезнел, отпил из пиалы еще глоток, оглядел свой класс желтыми зенками - аж дрожь по спинам прошла - и строго так сказал:
- Запомните раз навсегда: кто идет путем Инь-Ян, никогда не ищет сложных объяснений там, где есть простые. Только так - в простых ответах и очевидных вещах - находится правда и сила, - помолчал, еще обхлебнул из пиалки - Ну,все уяснили? Тогда поехали дальше. Я вам сейчас про сикигами рассказывать буду, а вы мне потом расскажете, где я приврал. И в чем. И как оно на самом деле. А потом будем звезды считать, и по домам - у кого дом есть.
Понравилось Сэймею у Наривары, только об одном он все гадал: каков же тот недостаток, что так карму и репутацию портит великому мастеру, что из столичной школы его выдворили с таким шумом, с каким из главного храма Исэ приблудного ТауДо не выгоняли? Он уж и на улицах спрашивал, и у однокашников допытывался - все тщетно. Кто сам не знал, кто таился, кто притворялся, что таится - но не знал никто. Даже матушка его, Кудзуноха-Гэнко-гицунэ, и та не знала!
И только ночное ками, белокожее и чем-то с сэнсеем схожее, как закат похож на рассвет, посмеявшись, сказало:
- Если так хочешь, юный оммёдзи, узнать о недостатке своего сэнсея - сядь на край его повозки, когда он за город поедет, да сиди тише, чем охотник в камышах, ни слова не говори, никак себя не выдавай. Тогда и узнаешь все, чего хотел.
Боязно было Сэймею! Отцу глаза вырывать - не боязно, голову его на повозку приспосабливать - не боязно... а за учителем следить - страшно.
Но однако ж в лунную ночь, когда учитель собрался за город, тише ветра в поле вышел из родного дома молодой колдун, легче тени проскользнул по неспящим улочкам, кошкой вспрыгнул на отъезжавшую повозку - и затаился.
Легок шаг у коней Наривара-но Арихиры! Лучших из луших Фудзивара-отец ему за обучение своего сына подарил, тихо катится повозка за заставу Судзаку прочь, в белые поля, залитые лунным светом. И вот, наконец, дальний поселок, что в излучине Сэны устроился. На самой границе его остановилась повозка, спрыгнул с нее великий оммёдзи, пошел вперед по лунной неверной дорожке - а за ним и Сэймей, шаг в шаг, след в след.
И страшно, и интересно, и каждый шаг - как новый выученный урок: так же труден и так же ценен.
А на той стороне реки растет молоденькая сакура - тоненькая совсем, чисто прутик. А под сакурой сидят двое: один молодой, другой старый, один с длинной косой, по ветру развевающейся, другой вовсе лысый, только седая челочка надо лбом.
Подошел к ним Наривара-но Арихира, сел, разломил рисовый колобок: половину себе - половину этим двоим. Сидят, сакэ пьют, рисом заедают, старикашка сладости горстями глотает, юноша сакэ еле закусывает, сэнсей за троих ест всего понемногу.
- А хорошего ли - смеется старик - Я тебе ученика-то нашел?
- А неплохого! - смеется в ответ учитель.
- Он тебя превзойдет - мрачно говорит юноша.
- А я и знаю. Разве это плохо чем?
- Как знать, как знать... Станет ли еще новый великий оммёдзи с нами под сакурой сакэ пить из одной чаши! - качнул головой юноша.
- Уж скорей истребить нас затеется - желчно хехекнул старик.
- Что вы, господин хороший, ужасти-то говорите! - отмахнулся от него Наривара - Как такое можно, он мальчик добрый, а мать у него - лисица. Не по пути ему с людьми будет!
- Но и с нами - вдвое не по пути - качнул головой юноша - Запомни это, великий оммёдзи, Наривара-но Арихира, который каждое полнолуние пьет с нами сакэ за здоровье этой сакуры: скорее мы станем во главе Великого Хоровода, чем сын кицунэ подружится с ёкаями!
А старик вдруг зажегся, дернул за рукав оммёдзи, и говорит:
- А давай мы его испытаем! Скажи, что поедешь в Нанива на ярмарку, а его возьми с собой. А по пути... - и старикашка зашептал, да так тихо, что Сэймей и не разобрал ничего.
Вернулся он в повозку побыстрее, затаился там, да так с сэнсеем вместе до заставы Судзаку и доехал.
А там уж Наривара пошел по кабакам чудесить, а Сэймей домой отправился, к матери - советоваться.
Так стал Абэ-но Сэймей учеником великого оммёдзи, пьяницы и дебошира Наривара-но Арихиры, у которого был всего один маленький недостаток.
И с трепетом и надеждой готовился он к испытанию, задуманному сэнсеем и его друзьями, у которых было одно имя на двоих, и то - не для смертных ушей...
Но это - са-авсем другая история!
______________________
* Такого человека с такими именем и фамилией в эпоху Хэйан НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. Если и существовало, то оммёдзи он точно не был, а если и был - то уж никак не учителем Сэймея. Он полностью плод моей нездоровой фантазии. Имя -анаграмма от имени поэта Аривара-но Нарихиры, внешность - немного Маэды Кейдзи, а все больше обратно больная фантазия, характер - больная фантазия.
Учитель у Сэймея да, был, но имя его история запамятовала.
Это все во избежание вопроса "а кто такой, а покажите, где про него читали.
@темы: чтиво, Абэ но Сэймэй, бред хэйянский, грамотно записанная больная фантазия становится красивой сказкой