Затяжной сезон дождей обычно превращал Эдо в грязную лужу. Однако небо стало серым и плаксивым всего пять дней тому назад, и хотя большинство улиц города уже походили на земляную кашу, все же жизнь в столице сёгунов бурлила вовсю. Была середина недели, и рыбный рынок у городских ворот с утра завалили свежим товаром - ловля была удачной, груды свежего тунца тускло сверкали чешуей, извивались в сетках жирные морские угри, вяло шевелились тяжелые розовые кальмары. Торговцы, повара из богатых домов и хозяева харчевен и гостиниц бродили по рядам, подозрительно принюхивались к рыбе, разглядывали ее на свет, придирались к каждой ободранной чешуйке и каждому пятнышку на жабрах. Однако в этот день покупки совершались быстрее, чем обычно, и о цене договаривались тоже споро, без долгих рассуждений о качестве товара и дороговизне жизни.
То же оживление, в чем-то даже нервозное, наблюдалось и на главной улице. Как обычно, по ней двигались пышные процессии, провожаемые хмурыми или восхищенными взглядами простых горожан; небольшими отрядами проходили стражники в кожаных латах; брезгливо поднимая полы одежд, спешили нарядные даже в будничном платье майко; торговцы галантереей заунывно расхваливали свой товар; на обочине демонстрировал свое искусство бродячий кукольник, и вокруг него собралась группка хохочущих зевак. Однако в воздухе витало странное напряжение - казалось, что все горожане ждут какого-то стихийного бедствия и стремятся поскорее закончить свои дела и укрыться в домах, какими бы ненадежными ни были их стены.

То же оживление, в чем-то даже нервозное, наблюдалось и на главной улице. Как обычно, по ней двигались пышные процессии, провожаемые хмурыми или восхищенными взглядами простых горожан; небольшими отрядами проходили стражники в кожаных латах; брезгливо поднимая полы одежд, спешили нарядные даже в будничном платье майко; торговцы галантереей заунывно расхваливали свой товар; на обочине демонстрировал свое искусство бродячий кукольник, и вокруг него собралась группка хохочущих зевак. Однако в воздухе витало странное напряжение - казалось, что все горожане ждут какого-то стихийного бедствия и стремятся поскорее закончить свои дела и укрыться в домах, какими бы ненадежными ни были их стены.

...зуд. Как будто выламывает все суставы во время сильной простуды, сказал Хранитель, когда пытался понять это состояние.
Все миры кажутся несоизмеримо тесными. когда его ведет жажда освобождения.
Их сотни - тем лучше. Тем больше призрачных жизней выпьет Меч. По сути, ничем не отличающийся от тех, кого он убивает.
Но разве с людьми не так?
Она убила мужа.
Она не убьет того, кто не бежал с ней, кто сделал ее мононоке.
Он будет жить и знать, что все остальные погибли из-за него.
Но мононоке больше не ломился в дом, протяжный голос то ли пропел, то ли прошептал, но слух аптекаря был напряжён настолько, что для него этот звук был словно удар колокола. Кусуриури вздрогнул и развернулся к двери.
- И она убила его, - чиновник мог и не подтверждать этого, всё было совершенно прозрачно, но чего-то нехватало этой цепочке. Что-то было неправильно, но что? Одно звено, какая-то причина или какое-то следствие, упущенное им из виду...
Любовь, столь сильная, что мононоке преследует возлюбленного? Ненависть, такая страшная, что весь город находится в опасности? Всё это так, но есть ещё что-то, о чём хозяин дома мог и не знать, зато ярко чувствовал кусуриури.
Ты хотел сказать уьёт, но не сразу? - пререкания со своим альтер-эго могут быть и опасны, но иногда так сложно бывает удержаться.
Долгие долгие дни... И минуты, растянувшиеся на годы.
Много времени понадобилось, чтобы опутать весь город.
Каждого, кто хоть когда-то слышал ее имя.
Всех, кто хоть краем глаза видел ее лицо.
И их знакомых.. их друзей.. пройти в каждый дом, заставить детей и домашних животных едва заметно повредить обереги - не настолько, чтоб бросалось в глаза, но настолько, чтобы мононоке мог войти, когда заблагорассудится.
И вот, когда самый сладкий час настал, когда Аме-химе уже готова была уничтожить всех, кто хоть как-то помнил эту ужасную историю.. кто хоть мельком был свидетелем ее позора и унижения...
Так, чтобы никто не помешал ее счастью с господином Накано...
Они остались бы одни, здесь, и никто, никто больше не смел бы с насмешкой глядеть вслед!..
Ненависть всколыхнулась тягучим морем, над затопленным по крыши городом.
О, как она ненавидела!.. Ненавидела всех, всех и каждого в этом бесчувственном обществе, позволявшем совершаться таким грехам! Таким преступлениям!.. Продавать дочерей замуж. Навязывать мужам нелюбимых. Отдавать детей в публичные дома. Сколько мерзости, сколько боли.
Они все, все объединились, все. Амэмико смогла поглотить их всех, тех, кто погиб сам, так же, как и она, кто был обречён на вечное скитание по этому городу в ночи. Все.
Очищу. Уничтожу. Мы будем счастливы.
И вот теперь, когда сладкий час уже почти настал..
Амэмико что-то смущало.
Этот гость.. В нём было что-то неправильно.
Что-то, отчего хотелось шатнуться назад, выщеривая клыки и являя свой истинный лик.
Хотелось запрыгнуть в паланкин и унестись прочь, к могиле, в сырой темный склеп, с запахом плесени и тлена и спрятаться под тяжелой плитой.
Нет. Нееееет! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Тонкий режущий уши звук на уровне слышимости.
Амэмико яростно топнула, делая шаг за ограду, ближе к дому.
Звякнул раз, другой, и отчаянно задёргался колокольчик на веранде.
Зашлёпали на чердаке влажные ладони.
Накано-сан!..
Где-то в доме треснула статуя божка, охранявшего покои хозяина.
Говорить делалось все тяжелее.
Выпусти меня.
Она хочет, чтобы он страдал еще больше. Его руками...
Она думает, что любит.
Накано нахмурился.
- Ее приговорили к смерти, однако, она совершила самоубийство в камере!
Чиновник прикрыл глаза рукой, но тут же перед ним явился образ, яркий, нестерпимо реальный - обнаженное женское тело, длинная белая веревка... она разорвала кимоно и повесилась на сплетенной из обрывков веревке.
Он был там. И дорого заплатил, чтобы история об этой женщине не распространились за пределы тюрьмы!
"Мы будем счастливы, Накано-сан" - вот что, по их словам, говорила она.
Ему казалось, что стук собственного сердца заполнил комнату и слышен даже за её пределами, взгляд напряжён, и пальцы сжимают печати, готовясь в любой момент выпустить их из рук. Однако голос его прозвучал совершенно спокойно и буднично:
- Причина известна.
Кусуриури развернулся, не зная с какой стороны ожидать первого нападения, взгляд его скользил по треснувшему потолку.
- Скажи мне чего ты хочешь теперь? Для чего явилась и нарушаешь покой своего возлюбленного?
Он и так уже знал ответ, и не особо надеялся на то, что мононоке станет вести с ним беседы, однако всё это давало ему время.
Меч мог быть освобождён, хотя о желаниях мононоке аптекарь всё ещё лишь догадывался. Меч рвался наружу, хотел убивать и это было его право.
"Ты свободен."
Блеснули камни на рукояти меча, дважды звякнул колокольчик и на миг стало тихо.
Она поняла, но было поздно. Ужасный, слепящий светом монстр вырвался из ножен гостя, угрожая ей, но она не боялась.
Убью. Убью. Убью.
Амэмико распахнула полы кимоно, из-под которого ринулись к веранде сотни мелких демонов, пожрать, поглотить...
В это время длинные чёрные волосы пробрались в щели на потолке и, не замеченные пока никем, стали спускаться к хозяину дома.
Накано-сан...
банкетаистории будет @_@ Прям интересно, чем дело закончится))))))Сколько же это должно быть веревки, - отстраненно подумал он, когда от недостатка воздуха мысли могли оставаться лишь короткими и простыми.
Он еще слишком слаб.
Бывают случаи, когда невозможное возможно.
- Ты свободен, - голос кусуриури был неуверенным.
Давным-давно, много лет назад, Хранителем меча был великий воин... Или, возможно, только - будет? Кто знает, как потечет время? Спиралями, вихрями, закольцовываясь, сплетаясь, как бумажный шнур, который так легко разорвать?
Воин погиб в схватке с тэнгу, осадившими монастырь,- у каждого из них было разное Желание, и угадать их все не было возможности. Помочь... помочь было нельзя. Меч Тиама не преступил Великий Запрет. Он ждал. Ждал три сотни лет.
Волосы, словно живые существа, обвились вокруг шеи хозяина дома.
Она любила его давным-давно.
Она возненавидела его, когда он так и не решился на побег.
Она прокляла этот город. Прокляла этот мир - в котором, как и в восьми прочих, не было места для женщины.
- Ты свободен... - а вот это уже была мольба.
Что такое выбор? И есть ли он у человека или духа?
У выбора, который предстоит сделать ему, имя иное, имя луны, вечной и переменчивой. Только какую сторону покажет ему луна сегодня - светлую или темную?
- Освобождение!
думаем тоже xDза себя говори, коновал
хамло ты, альтер! и пусть кстати кому надо сами конец допишут xDо, тебе хорошо без косметики
ага, а ты классно вылетаешь на заднем плане
это бакенеко вернулось?)